София, поспешно плеснув виски в пустую чашку из-под кофе, заставила подругу выпить.

– Через минуту ты почувствуешь себя лучше.

– Спасибо. – Гилда сделала еще глоток и вытерла глаза. – Я не ожидала, что ты поймешь, о чем я говорю. Ты так счастлива в браке. Я всегда завидовала тебе. Даже когда Руфус несколько лет назад смешил народ, закатывая тебе скандалы, помнишь? Он увозил тебя с вечеринок в разгар веселья, умирая от ревности. Нас всех это ужасно интриговало, и модно было говорить: «Ах, бедная София!» и «Ох, как жесток Руфус!». Но это все чепуха. Я с радостью поменялась бы с тобой местами, я молилась о мужчине, который сходил бы с ума от любви ко мне, как Руфус, и пусть бы он устраивал мне ужасные сцены – я была бы лишь благодарна. Так мне тогда казалось. И сейчас тоже. Ты счастливая.

София провела с Гилдой около двух часов, снова и снова выслушивая подробности ее загубленной жизни. Когда, наконец, ей удалось вернуться в «Уотергейтс», чувствовала она себя совершенно оглушенной.

Руфус был внизу, у реки, – вытянувшись на траве во весь рост, читал толстую субботнюю газету: С небольшими купюрами, София рассказала ему все.

– Бедная Гилда. Хотя я не очень удивлен.

– Нет? Но ты сказал…

– Меня удивляет только Венди, но вовсе не Дик. Я подозревал, что у него есть любовница.

– Почему? Что заставило тебя это предположить?

– Его равнодушие к фривольному поведению Гилды.

– Но ты же знаешь, Гилда ему не изменяла! Она вела себя ужасно глупо, но безобидно…

– Ради бога, София! Сколько времени тебе нужно, чтобы понять: измена совершается не только в постели!

Она вздрогнула, как будто он ее ударил.

– Извини, – быстро сказал Руфус. – Я не пытаюсь возложить всю вину на Гилду. Равнодушие Дика наверняка сводило ее с ума.

Последовало неловкое молчание – София переваривала его слова.

– Ты думаешь, это правильно, когда муж и жена испытывают ревность?

– Нет, не правильно. Но естественно. Я всегда считал, что сильная любовь непременно содержит в себе элемент собственничества, поэтому вполне нормально испытывать ревность, но преступно давать себе волю в ней. Полагаю, ты с этим не согласна. Ты никогда не понимала, что это такое, да? Помнишь, что ты сказала Гилде на барбекю? Она предположила, что я кручу роман с Венди, а ты ей ответила: не будь дурой. – Руфус насмешливо посмотрел на жену.

София почувствовала, как краска заливает ее шею и лицо.

– Я совсем не то имела в виду! Просто я думала… Это немного самодовольно прозвучит…

– Но ты на самом деле самодовольна, моя дорогая. Тебе еще никто этого не говорил? – Руфус схватил ее за руку и заставил опуститься на траву рядом с ним. – Ну, София?

– Я думала, что ты интересуешься только мной.

– Так и есть. И нет необходимости строить такую виноватую рожицу.

Виноватую? Само слово, использованное в шутку, заставило Софию вспомнить обо всей лжи и тайных маневрах, которые омрачали ее жизнь в настоящее время. Невольно она напряглась, и Руфус тоже. Он отпустил ее руку, отодвинулся, очень небрежно, как будто намеревался это сделать давно, и вернулся к чтению газеты. София несколько мгновений наблюдала за ним, потом отвернулась и прижалась щекой к теплой траве. Она страдала от одиночества. Они с мужем зашли слишком далеко в восстановлении брака, стали добрыми друзьями, в занятиях любовью появилось удовольствие. Но что-то было утрачено – та страсть и прекрасная безрассудность прежних дней. Сейчас это было невозможно, потому что они оба испытывали страх. Ее все еще преследовало мрачное прошлое, она опасалась новых вспышек ревности, а он боялся обидеть ее. Это был тупик.

Одним из последствий тайного бегства Венди было то, что Руфус остался без секретарши. Август – безнадежный месяц для поисков замены, и Софию уговорили выйти поработать в офисе, хотя бы на неполный день. Она не умела стенографировать, но могла печатать, приводить в порядок бумаги и отвечать на телефонные звонки.

Гилда собиралась в Уорвикшир, чтобы потребовать сочувствия у своей семьи и проконсультироваться с адвокатом. Ее сыновья отправлялись с Ненси в коттедж Норрисов на побережье в Морлоке, откуда затем должны были переехать куда-то еще на две недели.

– Все так сложно, – пожаловалась Гилда Софии. – Ненси не нравится оставаться одной в коттедже, она говорит, что не справляется с работой. Слушай, я тут подумала насчет Марджи, может, она тоже поедет с Пирсом и Фредерикой в Морлок? Тогда она могла бы делать большую часть домашней работы, в то время как Ненси присматривала бы за четырьмя детьми…

– Фредерика еще мала, и мы не разлучались с ней с самого рождения.

– Ты же ее не кормишь. Разве Марджи не справится? А Ненси знает о детях гораздо больше, чем любая из нас.

И вот Ненси и Марджи, Иво и Лео, Пирс и Фредерика с корзинками, лопатками, шезлонгами и фотокамерами уехали в дождливый день на местном такси, и София оказалась свободной, чтобы посвятить все свое внимание Руфусу. Мысли о предстоящем разговоре с Майлзом часто беспокоили ее, изводили, как зубная боль, но она продолжала оттягивать нелегкий момент. Впрочем, у нее имелось оправдание: сначала Майлз уезжал, а теперь, когда он вернулся в фургон, сама она была слишком занята работой в офисе. София даже не представляла, сколько всего предстоит сделать, а Руфус не особенно сочувствовал жене. Он потерял Венди, с которой у него в течение шести лет не было ни забот, ни хлопот, и, хотя знал, что София не является квалифицированной машинисткой, ее медлительность все равно сводила его с ума. «Эти письма еще не готовы?» – спрашивал он, внезапно появляясь рядом с ней и пугая так, что София тут же делала ошибку. «Знаю, это на самом деле не твоя профессия, но я думал, что в твоем возрасте уже давно пора знать, как пишется «комитет»!» Он был серьезен, нетерпелив, требователен и совсем не похож на обожавшего ее молодого мужа, который считал, что она превосходно управляется с домом. Конечно, она превосходно управлялась с его домом! Но вне своей стихии была столь же неумела, как новобрачные, которые горько рыдают над подгоревшими пудингами и кексами, осевшими в середине.

Однажды утром Ширли, секретарша в приемной, заглянула к Софии:

– Вы можете принять епископа?

– О нет! А я должна?

Епископ Стока был одним из кооптированных членов правления и славился умением попусту расточать время. Однако София была приятно удивлена: епископом оказался кузен Руфуса, Артур, приехавший из Серлингхема на свою ежегодную рыбалку в отпуске. София с восторгом поприветствовала его. С тех пор как она стала работать в офисе, ее все время поражало, как много людей приходят посоветоваться с Руфусом или поговорить с ним по душам. Он знал всю подноготную Фонда, был рассудителен и имел то ценное качество, которое называется чутьем.

Когда Руфус и Артур расположились в кабинете, София взялась за распределение заявок по ящикам картотеки. До нее доносились голоса мужчин, мешая сосредоточиться. Артур, как выяснилось, привез показать Руфусу письмо. Его друг, Чарльз Элдридж, главный редактор «Эбб и Флоу», просил совета насчет статей, полученных от неизвестного автора. Элдридж хотел опубликовать две из них, но третья, которую он прилагал к письму, была яростной и клеветнической атакой на Фонд Ленчерда. Поэтому главный редактор интересовался, не соизволят ли члены правления поделиться своим мнением на этот счет и заодно установить настоящее имя автора, подписавшегося как «Джек Джексон»?

София взяла чистую карточку и старательно вывела: «Иностранные студенты. На согласование». Или нужно было написать: «Студенты, иностранные»? Карточка выпала у нее из рук, завалилась за шкаф, и София полезла за ней, когда вдруг услышала, как Руфус громко прочел название статьи: «Благотворительная столовая для ученых». Резко выпрямившись, она ударилась головой об острый выступ на одном из металлических ящиков, но даже не обратила внимания на боль. Статья Майлза! Она сразу сказала ему, что он не должен и пытаться опубликовать такое – члены правления будут в бешенстве, предпримут все усилия, чтобы обнаружить, кто такой «Джек Джексон», а если преуспеют в этом, разразится страшный скандал и Майлз потеряет свой грант.